Часть 07

Не хочется писать о Сталине, а придется. «Феномен Сталина» стал пробным камнем, на котором проверяется беспристрастность историка. В последнее время образ Сталина перестал изображаться только черной краской, но появилась другая, не менее скверная тенденция к его безоглядному славословию. Самым худшим является то, что обе спорящие стороны уклоняются от главной задачи исследования эпохи — выявления объективных процессов, сделавших возможным сталинское самодержавие.

Период, когда И. В. Сталин определял внутреннюю и внешнюю политику Советского государства, относительно короток, всего четверть века с конца 20-х по 1953 год. Исторические процессы этого времени определялись послереволюционным раскрепощением энергии народных масс и направлением этой энергии на созидательные задачи. Энтузиазм и уверенность в завтрашнем дне не были обманом официальной пропаганды. Десятки миллионов людей чувствовали себя хозяевами своей судьбы и страны. Бюрократия не была здесь исключением и имела на подобное чувство наибольшие основания. К сталинскому периоду бюрократия подошла готовой к окончательному превращению в новый эксплуататорский класс. Для этого ей было необходимо запустить механизм передачи накопленного статуса от отцов к детям, от «комиссаров в пыльных шлемах» к «золотой молодежи» 30-х годов. Примером такой молодежи могут служить, кстати, дети самого И. В. Сталина от второго брака. Однако в среде бюрократии царила жесточайшая конкуренция. С одной стороны, СССР был бедным государством и не мог предложить бюрократии желаемое количество материальных благ. Поэтому более-менее значительное количество дефицитных товаров и услуг было доступно только самым высоким этажам административной пирамиды. С другой стороны, размах и сложность стоящих перед страной задач требовали все большего наращивания управленческого аппарата, прежде всего, за счет молодых и энергичных представителей рабочего класса и крестьянства. «Новобранцы» напирали на уже существующую бюрократию снизу, используя любую возможность для продвижения по службе. А поскольку, в силу происхождения и воспитания, они в большинстве хотели искренне служить «первому в мире государству рабочих и крестьян», то прилагали все усилия к выполнению порученных задач, то есть не только присваивали, но и честно зарабатывали свой статус. Это давало молодой бюрократии немалые преимущества в борьбе за власть. Ситуация обострялась тем, что пользование накопленным статусом должно было быть скрытным, не нарушающим официальную идеологию бескорыстного служения Родине.

Особую решительность внутренней бюрократической борьбе придавала сохранившаяся со времен гражданской войны мощь карательных органов. В 30-х годах мягкость все еще была синонимом слабости. К ГПУ-НКВД апеллировали все без исключения бюрократические группировки, и даже простое выживание на ответственном посту стало вопросом удачи.

Можно считать определенным везением (для страны в целом, но не для отдельных людей), что на энергичную бюрократическую толкотню наложились ум, воля и нравственные представления И. В. Сталина. В Сталине мы имеем пример диалектического взаимодействия субъективного и объективного, взаимовлияния личности и исторического процесса. Еще в годы гражданской войны И. В. Сталин убедился в эффективности административных методов руководства и стал знатоком как возможностей, так и сопутствующих недостатков бюрократии. С тех пор всю оставшуюся жизнь он старался дать возможностям проявиться, а недостатки, наоборот, свести к минимуму. Первое удалось, второе — не очень.

Эффективность сталинской бюрократии определялась тем, что она все время находилась в стадии активного накопления статуса, но не успевала воспользоваться его выгодами. Каждого администратора подпирала снизу вереница деятельных и квалифицированных заместителей, очень помогавших шефу в работе, но готовых немедленно занять его место, как только оно освободиться. И, зачастую, прилагавших немалые усилия, чтобы оно освободилось пораньше. Такое положение сложилось объективно, в силу описанной бюрократической конкуренции, а не злой воли И. В. Сталина. Его роль состояла в задании критериев, определявших возможность грядущих должностных перемен. В качестве таких критериев выступали потребности большинства населения СССР, желавшего жить в богатой, технически развитой, защищенной стране. С нашей точки зрения, основная историческая заслуга И. В. Сталина состоит именно в неразрывной связи оценки деятельности бюрократии с правильно понятыми интересами народа. Как только работа администратора, на деле или в превратном изложении соперников, замедляла продвижение управляемого им процесса в направлении сформулированных Сталиным целей, виновный лишался должности, статуса, а то и жизни.

При И. В. Сталине превращение бюрократии в класс так и не состоялось, поскольку не успевала происходить передача статуса по наследству. Передавалось лишь клеймо ЧСИР — «член семьи изменника Родины». Зато еще не попавшие под репрессии работали на благо страны с удвоенной энергией. Оборотной стороной запущенного социального механизма не могли не стать гигантские масштабы доносительства, клеветы и ложных обвинений. Ощущавший над собой занесенный меч репрессий стремился направить его на другие жертвы. Клевета позволяла ускорить карьерный рост, чтобы впоследствии самому быть оклеветанным. Порядочность делала человека неконкурентоспособным на высоких постах (были, разумеется, и исключения). Репрессии выплескивались далеко за пределы бюрократического сообщества, захватывая все социальные группы.

Несмотря на то, что И. В. Сталин считал интересы отдельного человека менее значимыми, чем интересы общества в целом, размах репрессий, видимо, ужасал его самого. По крайней мере, он несколько раз затевал кампании по реабилитации безвинно пострадавших и наказанию виновных в необоснованных приговорах. Но, видимо, Иосиф Виссарионович сознавал или инстинктивно ощущал, что «перегибы» являются неотъемлемой диалектической противоположностью столь необходимой ему и всей стране административной эффективности.

Для нас, живущих через 70 лет после этих событий, важно понимать их объективную, независящую от личности И. В. Сталина, природу. Если бы во внутрипартийной борьбе 20-х годов победили сторонники Л. Д. Троцкого или «рабочей оппозиции» (А. Г. Шляпников, С. П. Медведев, А. М. Коллонтай и др.), то развитие событий отличалось бы только в деталях. Правила бы все равно бюрократия, как самая организованная и передовая социальная сила своего времени. А еще нам следует понимать бесперспективность часто звучащих призывов вернуться к сталинским методам управления страной. Бюрократия давно стала классом и настолько упрочила свое положение, что конкуренция внутри нее уже никогда не достигнет прежней остроты. Непримиримое устранение соперников уступило место договоренностям и компромиссам. Соответственно, стимулы для надлежащего исполнения обязанностей уже никогда не окажутся по-сталински весомыми. Зато угроза безвинно пострадать никуда не денется. Поэтому борьба сейчас должна вестись не за эффективность бюрократии, а с бюрократией как таковой.

В годы правления И. В. Сталина в СССР шли процессы активного формирования фор-класса. Миллионы рабочих и крестьян получали образование и становились инженерами, учеными, врачами и учителями. Но это был период количественного роста, накопления «критической массы». До осознания особых классовых интересов дело пока не доходило. Мировоззрение новых социальных групп мало отличалось от официального, а размах решаемых технических и научных задач позволял беспрепятственно (за исключением пострадавших от репрессий) реализовать свои дарования при достойном уровне материального обеспечения. По данным С. Волкова («Интеллектуальный слой в советском обществе», цитируется по публикации на сайте www.samizdat.ru), в 1940—50 г. г. средняя заработная плата инженерно-технических работников промышленности превышала среднюю зарплату промышленных рабочих примерно в 2 раза, заработная плата научных работников — примерно в 1,5 раза. Средний заработок управленцев и работников просвещения, по тем же данным, мало отличался от заработка рабочего, но следует иметь в виду, что административные работники могли пользоваться некоторыми вещественными благами, которые нельзя было купить за деньги. К таким благам относились приоритетное получение жилплощади, доступ к дефицитным продуктам питания и др.

Не получила в те годы развития и медиакратия. «Инженеры человеческих душ» находились под жестким бюрократическим контролем, сам И. В. Сталин уделял немало внимания тому, что в стране пишется, снимается и играется. Впрочем, неким аналогом медиакратии можно считать идеологических работников партии. В конце сталинского периода они пытались оказывать давление на зарождающийся фор-класс, объявляя те или иные научные направления «буржуазными» и «чуждыми», вплоть до организации настоящей травли ученых.

Часто пишут, что в сталинские времена принципы социализма были «искажены». При этом неявно предполагается, что где-то и когда-то должен возникнуть «настоящий», «подлинный» социализм, о котором писали классики марксизма и который так и не смогли построить в СССР. При таком подходе социализм навсегда превращается в «сферического коня в вакууме», поскольку, чем дальше от нас уходят времена Маркса и Энгельса, тем менее точными становятся прогнозы из «Критики Готской программы». Поэтому мы считаем, что реальным социализмом следует считать советское общество и все близкие к нему (китайское, кубинское, корейское), а их недостатки, в частности, классовость, надо признать имманентно присущими данной общественной формации. Как мы писали в предыдущей статье, социализм представляет собой понтуализм с минимальными пережитками госкапитализма и строгими моральными ценностями, затрудняющими статусное присвоение.

Говоря о И. В. Сталине, нельзя обойти вниманием неприятную тему фашизма. Чтобы не вдаваться в классификацию социальных экскрементов, мы будем под фашизмом разуметь не только собственно итальянский фашизм, но и германский национал-социализм, испанский фалангизм и им подобные режимы. В настоящее время часто высказывается мнение, что все они имеют много общего со сталинским СССР. Это в корне неверно. Не отрицая сходства ряда социальных явлений (господство одной политической партии, мощный репрессивный аппарат и т. п.), нужно указать на принципиальное различие классового содержания советского и фашистского обществ. В СССР буржуазия была уничтожена как класс и бюрократия правила без союзников. Нарождающийся фор-класс подвергался статусной эксплуатации только со стороны своего прямого противника, что позволяло самому передовому социальному противоречию проявляться во всей полноте и способствовало ускорению общественного развития. Соответственно, советское общество было прогрессивным в силу своей природы. В фашистских странах имел место союз государственной бюрократии с буржуазией, направленный против всех категорий трудящихся, как пролетариев, так и работников умственного труда. Это делало угнетение крайне тяжелым и затруднило бы, просуществуй фашизм достаточно долго, переход к более прогрессивной формации. Поэтому фашизм был реакционным вариантом общества статуса, его историческим тупиком.

Обобщая вышесказанное, можно констатировать, что при И. В. Сталине отечественная бюрократия так и не сумела окончательно оформиться в класс, а другие «информационные» социальные группы отстояли от этого еще дальше. Пролетариат и крестьянство, избавленные от борьбы с буржуазией и помещиками и, в значительной степени, достигшие своих социальных целей, также стали терять классовое сознание и единство, иными словами, деклассировались. Большое число рабочих и крестьян перешло в другие социальные группы. Поэтому мы можем считать достаточно справедливым официальный тезис тех времен, в соответствии с которым в СССР было построено бесклассовое общество. Ненадолго.