Часть 4

Как показывает повседневный опыт, отношения между «информационными» социальными группами далеки от равноправных. Бюрократии принадлежит политическая, административная и, в значительной степени, экономическая власть. Медиакратия имеет в обществе самый высокий авторитет. И бюрократия, и медиакратия получают гигантские доходы. А научно-техническая и гуманитарная социальные группы движут общество вперед, но «за бесплатно». Почему? В чем сила бюрократической и коммуникативной групп, которая позволяет им, не имею, зачастую, никакой собственности на средства производства, так опередить в социальном плане своих коллег по производству и переработке информации?

Мы не будем перечислять здесь все рассмотренные и отвергнутые версии ответа на поставленный вопрос, а приведем сразу конечный результат.

Если в капиталистическом обществе социальное положение человека определялось, в основном, размером принадлежащей ему собственности, то в посткапиталистическом, наоборот, — доход человека определяется его положением в обществе. А само положение, или статус, достигается неэкономическими методами, за счет формирования определенных межличностных взаимоотношений.

Таким образом, под статусом мы будем понимать общественно признанное право человека на получение части произведенных обществом благ. Социальная жизнь постиндустриального общества имеет в своей основе борьбу за повышение статуса индивидуума и, тем самым, повышение его материального благосостояния. Для иллюстрации этого положения можно вспомнить приведенный ранее пример с фазаном на золотом блюде. Если в капиталистическом обществе человек, желающий отведать престижное блюдо, должен на входе в ресторан заплатить, скажем, 500 долларов, то в постиндустриальную эпоху достаточно каким-то образом суметь пробраться в ресторан и присоединиться к поедателям фазанов, а на выходе вам вручат чек на те же 500 долларов. Но вот чтобы пробраться (то есть повысить свой статус до необходимого уровня), надо постараться!

Статус имеет относительный характер, т. е. отсчитывается относительно наинизшего статуса в данном социуме. Поэтому с ростом минимально необходимого уровня потребления растет потребление на всех уровнях статуса. Даже в сверхизобильном обществе, в котором возможности потребления любого человека теоретически безграничны, разница в статусе будет приводить к разнице в потребляемых материальных благах, если не вещественных, то этических.

Статус конкретного человека складывается из двух составляющих — из статуса его социальной группы и его личного статуса в этой группе. Таким образом, рассматривая социальное положение конкретного высокопоставленного чиновника N. N., мы должны понимать, что оно сформировалось в три этапа. Вначале приобрела высокий статус бюрократическая социальная группа, потом N. N. повысил свой статус до уровня, позволившего ему войти в бюрократическую группу на правах члена с самым малым статусом, и только по прошествии некоторого времени он смог повысить свой статус относительно прочих чиновников до сегодняшнего уровня.

 Повысить свой статус можно двумя способами — заслужить или присвоить. Купить его нельзя, поскольку статус сам является источником благосостояния, а не его частью или признаком. Заслужить статус — значит, сделать для общества что-то, что признается в данном социуме ценным. Например, в советское время можно было дать две нормы сверх плана, спасти челюскинцев, подбить немецкий танк или запустить первый спутник. Если же в обществе господствуют «перевернутые» ценности, то заслуженный статус в нем могут иметь воры, убийцы и проститутки. Как бы там ни было, заслуженный статус формируется при установлении следующих взаимоотношений между человеком и обществом — человек прикладывает некоторые усилия на благо общества, а общество признает их ценными для себя. То же самое может быть сказано в отношении не всего общества в целом, а какой-то его части, вплоть до отдельной семьи.

Естественно, что заслуженное повышение статуса не вызывает никаких нареканий. Выдающийся инженер, ученый, педагог, писатель или артист имеют право на преимущественное получение материальных, а тем паче этических благ. Аморально лишь присвоение статуса, преувеличение своего вклада в достижения общества. Поскольку все материальные блага производятся людьми, то перетягивание статуса на себя и последующее перераспределение потребляемых благ нарушает соответствие потребляемого произведенному. Если кто-то увеличил свой статус за счет другого, то он незаслуженно получил часть чужих материальных благ.

Налицо новый, неизвестный ранее тип эксплуатации. Ее самая общая схема выглядит следующим образом. Пусть у нас есть некоторое предприятие, принадлежащее группе акционеров и управляемое менеджером М. М. Предприятие выпускает нужную обществу высокотехнологичную продукцию, причем главная роль в создании этой продукции принадлежит Инженеру, находящемуся в подчинении у М. М. и имеющему гораздо меньший статус. Благодаря стародавней дружбе с государственным чиновником N. N., М. М. продает продукцию государству по завышенной цене. Полученная сверхприбыль распределяется так: Инженеру минимум, М. М. как можно больше, а акционерам все, что осталось, так как акционеры не входят напрямую в социум «М. М., N. N. и Инженер» и их статус равен нулю. Таким образом, производственная бюрократия эксплуатирует Инженера и все общество, вынужденное оплачивать достаток М. М. за счет собираемых N. N. налогов. Акционеров же никак нельзя считать жертвой эксплуатации, поскольку они сами эксплуататоры, только менее удачливые, чем их наемный работник М. М. К ситуации вполне подходит поговорка «Вор у вора дубинку украл».

Но это еще не все. Господин N. N. собирает налоги со всех, в том числе и с Инженера. Часть зарплаты Инженера, и без того урезанной в пользу М. М., идет на содержание его приятеля, причем N. N. получает ничуть не меньше. М. М., конечно, тоже вынужден поделиться с N. N., но его как-то не жалко. Не жалко и непосредственного подчиненного N. N., начинающего чиновника, который делает за босса всю работу и получает меньше него, хотя и больше Инженера. Между присваивающими статус идет своя борьба за дележ, но необходимо всегда помнить, что, какой бы не была цепочка присвоения статуса, ее исходный пункт один и тот же — это те, кто приносит обществу реальную пользу, трудящиеся. И, N. N. ли присвоит статус М. М. или наоборот, оба они грабят Инженера и всех остальных инженеров, врачей, учителей и рабочих.

Присвоение статуса всегда происходит через снижение статуса других членов общества. Это присвоение может быть прямым или косвенным. Отобрать статус напрямую можно, узурпировав какие-то полномочия, присвоив изобретение или открытие, поставив свою подпись под чужой статьей, поручив кому-то написать диссертацию и т. п. Второй способ присвоения статуса используется, когда для прямого воровства не хватает возможностей или смелости. В этом случае стараются понизить статус всех окружающих — выставить их дураками, некомпетентными, непорядочными, не обладающими «деловыми» качествами — и выгодно оттенить себя, любимого. Типичный способ косвенного присвоения статуса — завышение значимости своих достижений, например, «раскрутка» бездарных артистов или провозглашение очередных «Утомленных» эпохальным событием отечественного кинематографа.

Как и капитал, статус передается по наследству. Можно предположить, что дети N. N. с рождения записаны в недешевый и престижный детский сад/школу/университет. По окончании университета им гарантирована непыльная работенка в государственных структурах или в коммерческой компании под крылом папиного знакомого М. М., далее — Академия государственной службы или собственный бизнес в режиме максимального благоприятствования, женитьба или замужество в своем кругу с последующим продолжением династии «блатмейстеров» (термин А. Рэнд). В наследовании статуса кроется решение загадки, мучившей всех, кто писал про бюрократию. Общим моментом в ее исследовании является отказ признать бюрократию полноценным правящим классом, поскольку она якобы не может обеспечить собственное воспроизводство, не имея средств производства в собственности и не передавая их по наследству. Но в информационном обществе этого и не нужно! Достаточно передать по наследству статус, открывающий доступ к прибыли от средств производства, непосредственно N. N. не принадлежащих. Так механическое перенесение на постиндустриальное общество принципов, справедливых для предыдущих общественно-экономических формаций, привело многих исследователей к ошибке в оценке расстановки классовых сил.

Статус должен постоянно обновляться и порождать новый статус. Если не прилагать усилий к повышению статуса, он неизбежно понизится. «Активный» статус, используемый для еще большего присвоения статуса других людей, представляет собой постиндустриальный аналог капитала. Мы не смогли найти для него лучшего определения, чем жаргонное словечко «понты». Изначально оно характеризовало наглое, нахрапистое утверждение своего превосходства в полукриминальной среде, позволяющее добиваться поставленных целей. Постепенно «понты» настолько укоренились в нашем обществе, что привели к появлению пословиц вроде «Понты дороже денег» или «Если бы понты светились, в Москве были бы белые ночи». Каким бы грубым не казалось это слово, оно очень точно характеризует основной принцип присвоения статуса — любым способом снизить статус других людей. Поэтому, а также в силу распространенности и интуитивной ясности, «понты» заслуживают употребления при исследовании постиндустриального общества.

Если капитал увеличивается вложением в производство, то статус — вложением во влияние на других людей, по максимуму на все общество целиком. Если капиталист присваивает и копит вещественные блага, то «понтуалист» — этические. Вполне естественно, что статусная эксплуатация проявляется, прежде всего, во взаимоотношениях «информационных» социальных групп. Учитывая доказанную выше невозможность отнесения этих групп ни к одному из известных классов, логично исследовать, не образуют ли они самостоятельные классы, связанные производственными отношениями на основе статусной эксплуатации. На роль эксплуататоров претендуют бюрократия и медиакратия, на роль эксплуататируемых — научно-техническая и гуманитарная группы.

В соответствии с классическим определением В. И. Ленина, данным им в статье «Великий почин», «классами называются большие группы людей, различающиеся по их месту в исторически определенной системе общественного производства, по их отношению (большей частью закрепленному и оформленному в законах) к средствам производства, по их роли в общественной организации труда, а следовательно, по способам получения и размерам той доли общественного богатства, которой они располагают. Классы — это такие группы людей, из которых одна может себе присваивать труд другой, благодаря различию их места в определенном укладе общественного хозяйства». Из определения следует, что социальная группа, претендующая на роль класса, должна быть:

1) во-первых, достаточно многочисленной, что для России составит миллион или более человек;

2) во-вторых, эта группа должна иметь единое отношение к собственности на средства производства;

3) в-третьих, группа должна занимать свое собственное место в системе производства материальных благ;

4) в-четвёртых, рассматриваемая социальная группа должна позиционироваться на одной из двух сторон производственных отношений — быть эксплуатирующей или эксплуатируемой, иными словами, иметь антагонистическое противоречие с другой, противостоящей социальной группой.

Как мы уже делали раньше, применим эти критерии к каждой из «информационных» социальных групп. С первыми двумя критериями сложностей не возникает. Все группы в России исчисляются миллионами человек и либо не имеют в собственности средств производства, либо эта собственность не является основой для их существования. Третий критерий также выполняется — все группы определенным образом участвуют в общественном производстве. Медиакратия производит этические блага, бюрократия управляет производством всего и вся, научно-техническая группа создает большую часть потребляемых товаров и все средства производства — основу производительных сил, а гуманитарная группа «выпускает» готовую рабочую силу.

Вопрос с четвертым критерием тоже, на первый взгляд, ясен. Медиакратия и бюрократия присваивают статус научно-технической и гуманитарной групп и, тем самым, перераспределяют в свою пользу произведенный общественный продукт. Это делается разными способами, от принижения заслуг непосредственных подчиненных до замалчивания научно-технической и гуманитарной групп средствами массовой информации или, того хуже, негативного искажения их образа. Наша страна и весь мир обязаны своим существованием ученым, инженерам, рабочим, учителям, врачам, талантливым, а не модным писателям, художникам и музыкантам. Именно их мы должны видеть на экранах телевизоров, обложках книг, театральных подмостках и барельефах в метро. Но из телевизора на нас благосклонно взирает старый знакомый N. N., якобы призванный руководить теми, кому он и в подметки не годится. А вслед за ним ломятся безголосые певцы, косноязычные писатели, пошлые юмористы, крутые герои-уголовники (они же менты-полицейские, спецназовцы-терминаторы, рыцари-колдуны — нужное подчеркнуть) и тому подобные воплощения украденного у действительно достойных людей статуса. В противоположность «правильным» персонажам массовой культурой формируются образы инженера как бестолкового очкарика, а учительницы — как толстой глупой тетки, ничего не понимающей в душах «современных и продвинутых» учеников, каждый-де из которых «яркая индивидуальность», а то и «индиго». Сплошным потоком тиражируются анекдоты про «рассеянного профессора» и про «Вовочку», которые в информационную эпоху далеко не безобидны, так как не только веселят публику, но и формируют у нее необходимые власть имущим стереотипы.

Факт несправедливого перераспределения статуса между «информационными» социальными группами не вызывает сомнения. Но имеет ли место в данном случае антагонистическое, принципиально неустранимое противоречие? Противоречие между капиталистом и пролетарием является именно таким — капиталист может снизить прибавочную стоимость, частично заменив ее сверхприбылью или переложив на плечи пролетариев других стран, но, как показывает практика, полностью отказаться от нее не может. Как бы не мала была прибавочная стоимость, сам факт ее существования означает обкрадывание капиталистом рабочего и, следовательно, наличие между ними противоречий. Исчезнуть прибавочная стоимость может только с исчезновением одного из антагонистических классов — капиталистов или пролетариата (в случае полной и всеобщей автоматизации производства).

Нечто подобное должно наблюдаться и во взаимоотношениях «информационных» групп. Однако, поскольку присвоение статуса связано с накоплением не вещественных, а этических благ, предметом неустранимого противоречия должны также являться этические блага. Сколько не поднимай зарплату инженера или врача, у начальствующего над ними бюрократа всегда будет преимущество в важнейшем из этих благ — праве на самореализацию. Вспомним, что все «информационные» группы заняты творческим трудом, в котором ключевым фактором является принятие решения. Но бюрократия монополизировала право на решения, сделав тем самым практически невозможной самореализацию тех, кто находится у нее в подчинении. Очевидно, что в силу самой природы решения, его может принимать либо инженер, либо бюрократ, но никак не оба вместе. Как показывает история развития техники, решения бюрократов и инженеров чаще всего оказываются диаметрально противоположными. В результате бюрократия тормозит научно-технический прогресс, подменяя его всем спектром суррогатов, от бесконечных косметических переделок автомобилей «ВАЗ» до насаждения лженауки. «Экологическая ниша» ученых и инженеров сужается и, в конечном итоге, всевластие бюрократии может привести даже к деиндустриализации страны. Оглянитесь вокруг, читатели…

То же самое можно сказать про врачей и учителей, хотя их конфликт с бюрократией менее глубок, нежели с медиакратией. В процессе присвоения статуса победителем заведомо оказывается человек с заниженными, по сравнению с соперниками, моральными нормами. Сформированная из таких типов медиакратия, лишенная контроля со стороны остального общества (характерная примета сегодняшнего дня!), распространяет только те ценности, которые разделяет сама и при господстве которых имеет наивысший статус. Но эти ценности неизбежно входят в противоречие с ценностями, на базе которых веками и тысячелетиями формировались образовательная и врачебная традиции. При любых недостатках, система образования основана на превращении ребенка в члена общества и привитии ему высоких моральных качеств, без которых социум превращается в обезьянью стаю. При любых недостатках, медицина ориентирована на сохранение здоровья человека, в том числе путем изживания стрессов и всех видов вредных привычек. Когда врачи и учителя имеют возможность высказываться независимо, они единодушно утверждают, что насаждаемые СМИ ценности способствуют развитию у детей низменных качеств, вредных привычек и хронического нервного перенапряжения на почве межличностного соперничества и зависти. Таким образом, господство медиакратии не позволяет гуманитарной группе реализовать себя в части формирования новых членов общества с соответствии с профессиональными идеалами.

Кстати сказать, навязываемая обществу система ценностей неблагоприятна и для научно-технической группы. Для доказательства этого тезиса достаточно посмотреть на ассортимент печатной продукции, в котором на одном из первых мест стоят произведения в жанрах мистики и «фэнтези» с «хорошо сбалансированным эльфийским клинком» в качестве альтернативы техническому прогрессу.

Суммируя вышесказанное, можно сделать вывод о существовании в постиндустриальном обществе двух новых антагонистических классов. Эти классы, как связанные с самой современной тенденций информатизации производительных сил, являются передовыми по сравнению с классами, сохраняющимися от прежних формаций. Передовой эксплуатирующий класс можно назвать суперстатусным, так как его статус искусственно завышен, а эксплуатируемый класс, соответственно — субстатусным. Основу суперстатусного класса составляют бюрократия и медиакратия, основу субстатусного — научно-техническая и гуманитарная группы. В субстатусный класс входит также определенная часть коммуникативной группы. Мы сознаем, что названия «суперстатусный» и «субстатусный» являются не слишком удачными, хотя и характеризуют суть новых классов. Поэтому мы предлагаем именовать суперстатусный класс «корпоративным» не только в силу его ведущей роли в корпорациях, но и из-за своеобразной структуры в виде корпоративных сообществ, связанных блатом. Название «корпоратисты» уже было применено С. Морозовым в его книге «Заговор против народов России сегодня» к приблизительно такой же социальной общности. Корпоративному классу, или корпо-классу (corpo-class), противостоит фор-класс (for-class), обеспечивающий движение человечества вперед по пути развития производительных сил.

Всегда, когда классы состоят из различных малосвязанных социальных групп, им не хватает внутреннего единства. В фор-классе, к счастью, отсутствуют объективные противоречия между научно-технической и гуманитарной группами, но отсутствует и понимание общности их интересов. В корпоративном классе это понимание выражено ярче, зато имеет место постоянный конфликт за первенство в дележе присвоенного статуса. Бюрократия ностальгирует по не столь далеким временам, когда средства массовой информации были послушны государственной власти и не слишком довольна ценностями, распространяемыми СМИ. Недовольна, естественно, лишь недостаточной пригодностью усвоивших эти ценности к эффективному производительному труду на благо бюрократии. А медиакратия опасается за недавно обретенную независимость и обороняется «разоблачениями», опасными для отдельных бюрократов, но не для бюрократии в целом. Прибегая к историческим параллелям, ситуацию в суперстатусном классе можно сравнить с соперничеством церковных и светских феодалов в Средние Века. Но, при необходимости, бюрократия и медиакратия способны к эффективному сотрудничеству. Например, не столь давно бюрократия административными методами обеспечивала заполнение кинотеатров для просмотра нового «утомленно-утомляющего» кинофильма.